Неточные совпадения
Друзья мои, что ж толку в этом?
Быть может, волею небес,
Я перестану быть поэтом,
В меня вселится новый бес,
И, Фебовы презрев угрозы,
Унижусь до смиренной прозы;
Тогда роман
на старый
ладЗаймет веселый мой закат.
Не муки тайные злодейства
Я грозно в нем изображу,
Но просто вам перескажу
Преданья русского семейства,
Любви пленительные сны
Да нравы нашей старины.
Беда, коль пироги начнёт печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдёт
на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда
других упрямей и вздорней:
Он лучше дело всё погубит,
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.
Пускай меня отъявят старовером,
Но хуже для меня наш Север во сто крат
С тех пор, как отдал всё в обмен
на новый
лад —
И нравы, и язык, и старину святую,
И величавую одежду
на другуюПо шутовскому образцу...
— Да, избили меня. Вешают-то у нас как усердно? Освирепели, свиньи. Я тоже почти с вешалки соскочил. Даже — с боем, конвойный хотел шашкой расколоть. Теперь вот отдыхаю, прислушиваюсь, присматриваюсь. Русских здесь накапливается не мало. Разговаривают
на все
лады: одни — каются,
другие — заикаются, вообще — развлекаются.
Если теперь японцам уже нельзя подчинить эту торговлю таким же ограничениям, каким подчинены сношения с голландцами, то, с
другой стороны, иностранцам нельзя добровольно склонить их действовать совершенно
на европейский
лад.
Дом был обширный, но построенный
на старинный
лад и обезображенный множеством пристроек, которые совсем были не нужны, потому что владелец жил в нем сам-друг с женой и детей не имел.
Эта история с Оксей сделалась злобой промыслового дня. Кто ее распустил — так и осталось неизвестным, но об Оксе говорили
на все
лады и
на Миляевом мысу, и
на других разведках. Отчаянные промысловые рабочие рады были случаю и складывали самые невозможные варианты.
Души наши так хорошо были настроены
на один
лад, что малейшее прикосновение к какой-нибудь струне одного находило отголосок в
другом.
Матери казалось, что он прибыл откуда-то издалека, из
другого царства, там все живут честной и легкой жизнью, а здесь — все чужое ему, он не может привыкнуть к этой жизни, принять ее как необходимую, она не нравится ему и возбуждает в нем спокойное, упрямое желание перестроить все
на свой
лад.
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или
другим способом, теми или
другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств, видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и
друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям в богатых одеждах,
на богатых экипажах едут в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди
на все
лады, в ризах или без риз, в белых галстуках, проповедуют
друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
И, раз начавши говорить, уже он не мог остановиться и все
на разные
лады пересказывал одно и то же, пока его не перебил кто-то, заговорив о
другом. Тогда он опять погрузился в молчание.
— Но — и
другое есть: народ наш сообразительный, смекалистый,
на свой салтык [
Лад, склад или образец — Ред.] — умный, — азбука!
Загадка не давалась, как клад.
На все
лады перевертывал он ее, и все оказывалось, что он кружится, как белка в колесе. С одной стороны, складывалось так: ежели эти изъятия, о которых говорит правитель канцелярии, — изъятия солидные, то, стало быть, мне мат. С
другой стороны, выходило и так: ежели я никаких изъятий никогда не знал и не знаю и за всем тем чувствую себя совершенно хорошо, то, стало быть, мат изъятиям.
Выступала
другая сторона дела: существует русская литература, немецкая, французская, итальянская, английская, классическая, целый ряд восточных, — о чем не было писано, какие вопросы не были затронуты, какие изгибы души и самые сокровенные движения чувства не были трактованы
на все
лады!
Экономия и недосуги этих господ, признаюсь, меня жестоконько покоробили; но, думаю, может быть это только в чиновничестве загостилось старое кривлянье
на новый
лад. Дай-ка заверну в
другие углы; поглазею
на литературу: за что так
на нее жалуются?
В следующие затем дни Андрей Ефимыч сказывался больным и не выходил из номера. Он лежал лицом к спинке дивана и томился, когда
друг развлекал его разговорами, или же отдыхал, когда
друг отсутствовал. Он досадовал
на себя за то, что поехал, и
на друга, который с каждым днем становился все болтливее и развязнее; настроить свои мысли
на серьезный, возвышенный
лад ему никак не удавалось.
Обстановка первого акта. Но комнаты Пепла — нет, переборки сломаны. И
на месте, где сидел Клещ, нет наковальни. В углу, где была комната Пепла, лежит Татарин, возится и стонет изредка. За столом сидит Клещ; он чинит гармонию, порою пробуя
лады.
На другом конце стола — Сатин, Барон и Настя. Пред ними бутылка водки, три бутылки пива, большой ломоть черного хлеба.
На печи возится и кашляет Актер. Ночь. Сцена освещена лам — пой, стоящей посреди стола.
На дворе — ветер.
Один с Гришкой не управлюсь; кабы ты присоединился — ну, и пошло бы у нас
на лад: я старик, ты
другой старик, а вместе — все одно выходит, один молодой парень; другому-то молодяку супротив нас, таких стариков, пожалуй что и не вытянуть!..
— Разуверься, мой
друг, они нак-лад-ные! — проговорил князь, с торжеством смотря
на Павла Александровича.
У него с рода-родясь не было никаких
друзей, а были у него только кое-какие невзыскательные приятели, с которыми он, как, например, со мною, не был ничем особенно связан, так что могли мы с ним, я думаю, целый свой век прожить в
ладу и в согласии вместе, а могли и завтра, без особого
друг о
друге сожаления, расстаться хоть и
на вечные времена.
Ни
на прикидки, ни
на проминки, ни
на бега его не водили больше. Но ежедневно приходили незнакомые люди, много людей и для них выводили Изумруда
на двор, где они рассматривали и ощупывали его
на все
лады, лазили ему в рот, скребли его шерсть пемзой и все кричали
друг на друга.
На этом мире мы больше перессорились, нежели до того были, и уже никогда не были в
ладу, исключая встречающейся надобности одного в
другом, Тогда нуждающийся и приедет, примирится аллегорически: да как успеет в своем желании, снова зассорится, насмехается, что тот поверил ему — и пошло попрежнему.
Пускай слыву я старовером,
Мне всё равно — я даже рад:
Пишу Онегина размером;
Пою,
друзья,
на старый
лад.
Прошу послушать эту сказку!
Ее нежданую развязку
Одобрите, быть может, вы
Склоненьем легким головы.
Обычай древний наблюдая,
Мы благодетельным вином
Стихи негладкие запьем,
И пробегут они, хромая,
За мирною своей семьей
К реке забвенья
на покой.
— Одно меня удивляет, — философствовал он, пуская струйки табачного дыма, — как только деньги завелись у тебя, пошли дела
на лад, откуда народ берется: тот приятель,
другой друг, третий еще лучше того.
George не обращала ни малейшего внимания
на мысль автора,
на общий
лад (ensemble) пиесы и
на тон реплики лица, ведущего с нею сцену; одним словом: она была одна
на сцене,
другие лица для нее не существовали.
Старухи подпрыгивали
на стульях, помахивая платочками и оскаливая зубы, вскрикивали в
лад и в такт одна громче
другой.
Дормедонт. Эх, маменька! Тут, может, вся моя судьба, а вы мешаете! (Оглядывается.) Вот ушла. Ну, в
другой раз; кажется, дело-то
на лад идет.
Офицеры верхами ехали впереди; иные, как говорится
на Кавказе, джигитовали, [Джигит — по-кумыцки значит храбрый; переделанное же
на русский
лад джигитовать соответствует слову «храбриться».] то есть, ударяя плетью по лошади, заставляли ее сделать прыжка четыре и круто останавливались, оборачивая назад голову;
другие занимались песенниками, которые, несмотря
на жар и духоту, неутомимо играли одну песню за
другою.
Петров день — это был «наш престол» и «наш праздник». Духовенство обходило с образами приход, пело молебны и собирало «новину».
На улице опять «шла гульба», было «сыто и пьяно»; высоко «подмахивали качели», и молодые люди, стеной наступая
друг на друга, пели: «А мы просо сеяли!» А
другие отвечали: «А мы просо вытопчем. Ой, дид
Ладо, вытопчем!» А за ручьем
на косогоре, где был кабак, разливало: «Наваримте, братцы, пива молодого…»
Пошла опять знакомая струя, но эти звуки, долетавшие в нашу детскую, мне уже не были милы. Я уже рассуждал, чту это за «дид», чту за «
Ладо»? Зачем одни хотят «вытоптать» то, что «посеяли»
другие? Я был тронут с старого места… Я ощущал голод ума, и мне были милы те звуки, которые я слышал, когда тетя и Гильдегарда пели, глядя
на звездное небо, давшее им «зрение», при котором можно все простить и все в себе и в
других успокоить.
Теркину сначала не хотелось возражать. Он уже чувствовал себя под обаянием этого милого человека с его задушевным голосом и страдательным выражением худого лица. Еще немного, и он сам впадет, пожалуй, в
другой тон, размякнет
на особый
лад, будет жалеть мужика не так, как следует.
В окружающей жизни идет коренная, давно не виданная ломка, в этой ломке падает и гибнет одно, незаметно нарождается
другое, жизнь перестраивается
на совершенно новый
лад, выдвигаются совершенно новые задачи.
Князь и княгиня сумели уберечь мальчика от тлетворных примеров и знания жизни, бившей довольно нечистым ключом за воротами княжеского дома, и в шестнадцать лет юноша был совершенным ребенком, не зная многого из того, что передается
друг другу подростками с краской волнения
на лице, сдавленным шепотом и варьируется
на разные
лады и что затем служит надежным щитом, когда
на грани зрелых лет юношу неизбежно захлестнет волна пробудившейся страсти.
Так поменялись молодцы посылками
на русский
лад. Бочки меду, добытые в окружных погребах боярских, красовались в стане и глядели очень умильно
на Хабара; речи товарищей разжигали в нем прежнюю удаль. Но он помнил свой обет отцу, свои обязанности, как воин отрядный, и отблагодарил
друзей только одною красаулей.
— Жидок?.. Должно быть, несомненно так, высокопочтеннейший посол! Я тотчас увидел, лишь взглянул
на него, и сказывал об этом встречному и поперечному. Поганый жидок! Да, да, несомненно! И говорит в нос
на израильский
лад, и такой же трус, как обыкновенно бывают из еврейской породы. Иногда чванлив, только что не плюет
на небо, в
другой — стоит
на него лишь прикрикнуть хорошенько, тотчас задрожит, как лист тополевый.
Эта мысль, мелькнувшая в его голове еще тогда, при разговоре с братом, привезшим ему известия из Александровской слободы и уговаривавшим его постараться быть в
ладу с новыми любимцами, заставила его сдаться
на убеждения князя Никиты и согласиться принять у себя Малюту и
других.
В столовой уже сидели Зарудин и Кудрин. До позднего вечера проговорили они, передавая
друг другу новости: Наталья Федоровна — петербургские, а остальные — московские, и
на разные
лады обсуждали случай с дочерью Хвостовой, Марьей Валерьяновной, и встречу с полковницей Хвостовой, которая, как продолжал уверять Николай Павлович, была не кто иная, как Екатерина Петровна Бахметьева.